Кефе:
экономическая деятельность городских татар
В самой Кефе садов и
виноградников было мало. Выращенные здесь плоды не
играли заметной роли в экономике города. Основная часть
фруктов поступала в Кефе из окрестностей Судака, долины
которого произвели неизгладимое впечатление на Эвлию
Челеби: "... сады судакские расположены высоко, климат
имеют приятный и в меру обширные поля. Источники бьют
здесь живительной водой, а каждый сад роскошный
напоминает рощи райские.., я в упоении и веселье ехал
через эти сады" [53].
Среди разных "достойных похвалы
съестных продуктов" из Кефе писатель упоминает коровье
масло, "отдающее натуральным мускусом и амброй, — свежее
и топленое", а также — рыбу. Челеби перечисляет виды
рыб, которые промышлялись "в гавани": тиз-гин, леврек,
текир и ускумру — сообщая одновременно, что "таких нет и
в двенадцати морях.., я не встречал ни одного вида,
который походил бы на кафенскую рыбу.
Например, рыбу,
называемую бергер, ловят в месяце хамсин. Посолив, ее
грузят на многие сотни кораблей, а затем развозят по
базарам всех климатов. Эта редкостная рыба охраняется.
На нее существует специальный откуп. Ни один человек не
может выловить ни единой рыбины без разрешения эмина. В
темные ночи мальчишки удочками ловят кефаль и едят ее.
Балык-эмин [54] ничего не может им сделать".
По словам Бордье, — а он
говорит, что пригород Топраклы был "густо населен,
главным образом, торговцами рыбой", — рыбный промысел
составлял едва ли не основной род занятий жителей
предместий. Другим распространенным видом их
деятельности являлось мукомольное производство. Эвлия
Челеби утверждает, что в Кефе насчитывалось 160 мельниц.
Десять из этих устройств работали на конной тяге, а
большинство прочих мельничных механизмов приводилось в
действие силой ветра
Множество "деревянных мельниц о
восьми крылах" можно было увидеть в окрестностях города
даже в середине XIX века. Ветряные мельницы нередко
размещались и в пределах крепости. В частности, 10-12
таких мельниц находились на вершине Карантинного холма,
внутри стен цитадели. Присутствие столь громоздких
устройств [55] на и без того затесненной территории
цитадели можно объяснить только тем, что часть пшеницы,
предназначенной на экспорт, перерабатывалась в муку на
месте, непосредственно на терминалах гавани Кефе. Вполне
вероятно, что переработкой поступавшего сюда зерна
занимались и мелкие кустари, которые, по свидетельству
Челеби, использовали для помола хлеба домашние ручные
аппараты.
Татары, проживавшие в Кефе,
втянулись в ремесленное производство гораздо раньше, чем
основная масса их крымских соотечественников. Полагают,
что у них прежде всего развивались традиционные ремесла,
связанные с обработкой кож, выделкой сафьянов, войлока,
изготовлением конской упряжи. В турецкой Кефе, очевидно,
сохранились элементы прежней европейской цеховой
организации труда. Дополненная соответствующим опытом
османов, эта система была воспринята татарами и
перенесена на почву их собственных торгово-ремесленных
центров.
Так, например, в столице ханства — Бахчисарае —
к началу XVIII века существовали 32 цеховые корпорации.
Каждый из цехов возглавлялся старшим мастером
(уста-баши) и двумя его помощниками. Они отбирали
учеников, регулировали производство и определяли цену на
продукцию. Значение этих ремесленных объединений в
экономике татар было тогда столь велико, что некоторые
важные события внутрицеховой жизни (в частности такие,
как избрание главы ремесленной корпорации, посвящение
учеников в мастера) сопровождались особыми религиозными
церемониями, превращаясь в праздники всего города [56].
Экономическое и политическое
господство османов не могло не сказаться на культурной
жизни Кефе. Хотя здесь по-прежнему сохранялись наиболее
важные в Крыму центры культуры и образования христиан —
армянские и греческие монастыри, ислам прочно занял в
быту горожан то место, которое раньше принадлежало
католицизму.
В Кефе существовала сеть магометанских
школ: 45 детских, где, по выражению Эвлии Челеби,
учились "сверх всякой меры почтительные, благонравные и
сметливые мальчики", и 5 высших учебных заведений,
включая самое известное из них — медресе Хаджи Ферхада.
В этих школах, наравне с богословием, изучались
естественные науки и теория права.
Шариат не разделял светское
и духовное начала, поэтому наиболее уважаемые
представители магометанского духовенства являлись и
религиозными наставниками, и учеными, и правоведами
одновременно. Челеби сообщает о своей встрече в Кефе с
одним из таких духовников — председателем шариатского
суда Ибрагимом-эфенди, характеризуя его как человека,
"который постоянно совершает щедрые благодеяния", а еще
— как "зрелого алхимика".
Писатель посвящает достижениям
этого ученого такой расказ:
"Я ничтожный, с того дня,
как стал путешественником, вот уже сорок один год
странствую по свету, но не встречал сахиб-и айяра —
знатока алхимии. Однако, я видел многие тысячи
шарлатанов. Я не признавал алхимию, считая ее наукой
бесперспективной. Но, слава Богу, встретив в этом
городе... наиба Ибрагим-эфенди, я понял, что это —
точная наука, приводящая к бесспорному результату. Он
пожаловал мне, ничтожному, слиток золота, похожий на
восковую свечу, и я принял его собственными руками.
Ибрагим-эфенди, отделив от этого золота несколько
крупинок, одну из них проглотил утром, а три штуки —
вечером и больше в тот день и в ту ночь совсем не
принимал пищи. Достигнуть такой степени совершенства,
так же, как и заплат бедняка, может лишь тот, кто
впадает в мистический экстаз, кто будет добронравен, кто
будет предаваться полному воздержанию и умервщлению
плоти, кто будет хранить в себе тайные мысли и скроется
от толпы. Одним словом, такой жребий выпадает на долю
великих праведников. Мир им!".
|
